Обольстительная Джойс - Страница 41

Сегодня они опять задерживались. Джойс уже заканчивала обрабатывать пятую кассету, соединяя снимки в единое огромное изображение. Один файл для правой стены и один для левой. При этом приходилось убирать разные помехи, вроде пыли и воды. Благо программы позволяли снимать с изображения слой в зависимости от дальности. Кое-где надо было усиливать яркость отдельных участков — Джойс не ровно держала фотоаппарат и поэтому не везде вспышка освещала весь снимок, края некоторых кадров были откровенно темными. Но многие фрагменты дублировались, поскольку Джойс отдельно фотографировала стыки плит и отдельно сами плиты. Накладывая одно изображение на другое, можно было восстановить все. Параллельно она пыталась понять надписи и рисунки. Но они казались ей абсолютно незнакомыми. Какие-то элементы вроде напоминали уже известные ей изображения, но потом, при сравнении с базой данных, программа выдавала, что элемент неизвестен. А искать вручную — проще повеситься. Тем более компьютер точнее человеческого глаза. Джойс терялась в догадках, как никогда остро ощущая недостаток образования, но спросить, посоветоваться не решалась. Если бы была Амалия, ей бы она открылась. В доме еще нашлись кое-какие книги, но и они при сравнении ничего не дали. И самое главное, Джойс катастрофически не хватало времени.

Одно радовало: работа отвлекала от личных проблем. Погруженная в рисунки и программы, Джойс старалась не думать о своих отношениях ни с Маркусом, которому исправно звонила каждый день, ни с Андреа, которого видела теперь реже, чем во время стажировки. Там он вечно маячил где-нибудь поблизости, а теперь: час утром, полчаса в обед и минут сорок в ужин. Андреа установил жесткий режим для своей подопечной: спать не позже одиннадцати. О чем бы ни шел разговор, едва начинали пищать его наручные часы, кто-нибудь из мужчин относил Джойс наверх, причем ее мнение по этому поводу никого не интересовало.

А остаться и послушать очень хотелось. Теперь, когда несколько ослабло нервное напряжение, вызванное последними событиями, археологи с удвоенной энергией взялись за работу. Вечерами обсуждались планы на будущее, строились версии о том, что могло бы быть в обвалившемся коридоре. Джойс готова была слушать ночи напролет, но ровно в одиннадцать часы на руке у Андреа начинали злорадно попискивать. Она понимала, что он прав, и не спорила. После нескольких часов бодрствования она чувствовала себя так, словно целый день таскала мешки с цементом. Стоило опуститься на подушку, и глаза закрывались сами собой. Она засыпала моментально и никогда не слышала, сколько еще времени мужчины внизу сидят за столом.

Джойс снова выглянула в окно. И очень вовремя, потому что «мерседес» Андреа уже проехал свободный участок дороги и скрылся под деревьями. Вот он опять вынырнул из густой зелени и снова исчез. Джойс быстро сохранила сделанный за сегодня файл и, закрыв его, выключила компьютер. Теперь нужно подняться к себе. Подушки костылей привычно подхватили тело, ослабляя нагрузку на ноги, которые тут же отозвались очередным нытьем. Самое сложное — лестница. Но Джойс уже несколько раз поднималась и спускалась по ней, поэтому препятствие было пройдено без затруднений. Она плотно прикрыла за собой дверь и, добравшись до кровати, юркнула под плед, который днем застилался поверх покрывала, чтобы не приходилось каждый раз раздеваться. Голову набок, глаза закрыть. Отлично. Не подкопаешься.

Хлопнула входная дверь, на лестнице послышались шаги. Джойс повернулась лицом к стенке. Так, теперь он зайдет. Слабый стук. Петли скрипнули, он заглянул.

— Джойс, ты спишь? — Это было сказано шепотом, чтобы не разбудить в том случае, если она действительно спит.

Конечно, она не ответила. Петли опять скрипнули, дверь закрылась. Ушел. Снизу донеслись приглушенные голоса, сейчас они займутся ужином, а когда все будет готово, Андреа придет за ней. Есть пара минут, которые нечем занять перед одним из самых приятных эпизодов дня: он возьмет ее на руки! Четыре раза он уже делал это. Сегодня пятый. Джойс днем спала в спортивном костюме Амалии, который Мауро откопал в ее вещах. Мягкий, теплый, в нем было очень удобно. Но сегодня Джойс специально сняла куртку, чтобы не пропустить ни одного прикосновения Андреа. Эти сильные руки обнимут ее, подхватят как пушинку, и несколько секунд она будет по-настоящему в его объятиях. Она готова была остаться в них навсегда, но все хорошее быстро заканчивается. Андреа, похоже, вовсе не интересовался ею как женщиной. Только как глупеньким птенцом, который, едва раскрыв крылья, самонадеянно решил сразу подняться к заоблачным высотам и надорвался. Его заботило лишь здоровье Джойс. Он проверял, пьет ли она нужные лекарства, как будто у нее был повод их не пить — в конце концов, быстрее поправиться в ее же интересах, — следил, чтобы она хорошо питалась, отдыхала, не переутомлялась. Одним словом, Андреа считал Джойс ребенком, о котором на данный момент некому позаботиться. Причем ребенком в высшей степени безрассудным.

С одной стороны, Джойс была приятна эта по-настоящему мужская опека. Сколько раз за это время она вспоминала Маркуса, который тоже пытался ее опекать. Но как-то иначе, его забота раздражала и воспринималась как посягательство на личную свободу, на независимость. Просто Джойс не любила его, вот и все. Забота любимого человека — теперь она знала это точно — не может надоесть или опостылеть. Но, с другой стороны, в опеке Андреа Джойс не хватало серьезности. Серьезности взрослых отношений между мужчиной и женщиной. Каждый раз, когда он брал ее на руки, она, обхватив руками его шею и приникнув к груди под предлогом боязни высоты (которая якобы появилась после случившегося), слушала, как стучит его сердце. И в этот миг Джойс казалось, что вот так она провела бы всю жизнь…